Как начиналась золотодобыча в Иркутской области? Это было два века назад…
Золото в современной России гражданам добывать запрещено с 1954 года – сейчас этим могут заниматься только предприятия. Ровно год назад в Госдуме опять рассматривали закон о так называемом «вольном приносе», но его опять не приняли. Однако в стране существуют огромные территории, где промышленно добывать драгметалл не имеет смысла, а частникам там – самое место…
Между тем, свободный поиск золота в царской России не возбранялся. Впервые государство разрешило его в 1826 году. В те годы в результате поисков в Предбайкалье, проходивших при поддержке генерал-губернатора Восточной Сибири Александра Лавинского, первые признаки золота были обнаружены на берегах Ангары недалеко от Иркутска. Однако небольшое его содержание в россыпях не позволило разрабатывать их промышленно.
Дальнейшие действия поисковых отрядов привели к 1835 году к открытию золотоносных россыпей по рекам Иркут, Китой и на Байкале. В 1836 году началась разработка золотоносных россыпей на Бирюсе, открытых одним из самых удачливых старателей – канским купцом Гаврилой Машаровым. До середины ХIX века эти районы Иркутской губернии были основными золотодобывающими.
40% всего золота в мире в 1841–1850 годах добывалось в России
Но летом 1846 года россыпное золото было впервые найдено и в верховьях реки Хомолхо, то есть на территории, названной впоследствии Ленским золотоносным районом. Мелкозалегающие россыпи одновременно обнаружили две поисковые партии, принадлежащие иркутскому купцу первой гильдии Константину Петровичу Трапезникову и действительному статскому советнику Косьме Григорьевичу Репинскому.
25 РУБЛЕЙ ЗА ПУСТОПОРОЖНЮЮ ЗЕМЛЮ
Анагой – это наименование земли вблизи притоков реки Лена появилось на картах Восточной Сибири в 1846 году. Связано оно с историей о золоте, купце Трапезникове и о последнем пристанище тунгусов, которые и продали здешний Клондайк за 25 рублей серебром (на то время – это цена самовара).
«…Мы, доверенное лицо купца первой гильдии господина Трапезникова Константина Петрова, штейгер Окуловский и староста Жуяганского рода кочевых тунгусов Афонасий Якомин, добровольно подписали согласие о том, что староста уступает государственную, пустопорожнюю землю, находящуюся в пользовании его рода, в пользу господина Трапезникова.
Оная простирается по руслу речки, названной и помеченной на карте «Анагоем»,
от истока и две версты длиною, площадью двести тысяч квадратных сажен. За землю старосте Афонасию Якомину уплачено двадцать пять рублей серебром…
Пьяный Афоня поставил на бумаге крестик и выставил перед Окуловским большой палец правой руки. Инженер намазал ему кончик пальца тушью, и староста, стараясь сохранить всю важность совершаемого действия, оттиснул след рядом с его исторической подписью».
Это отрывок из книги Александра Огнева «Логово белого волка» (Иркутск, Сибирская книга, 2008).
СЛЕЗЫ БОГОВ
Полугодом ранее вышеописанного события Николай Николаевич Окуловский, выпускник Петербургского горного училища, по приглашению купца Трапезникова отправился искать золото и уже в августе того года обнаружил залежи золотоносных руд в районе современного Бодайбо.
Первый килограмм золота инженер Окуловский в 1849 году привез в Иркутск в этот особняк Трапезниковых (ныне – ул. Пролетарская,10, здание областного суда).
Известно, что первоначально Трапезникова или Окуловского заинтересовала легенда тунгусов. Якобы один из шаманов по имени Анагой рассказывал, как много зим назад в его долине жили тунгусы. Оленей у них было так много, что рога закрывали свет солнца. Жили они хорошо и всегда приносили в дар богам оленину.
Но однажды боги разгневались и с неба уронили большую звезду. Земля шевелилась, и все вокруг вздрагивало, тайга горела так, что и ночью было светло. В первые зимы после этого
звери рождались с несколькими головами, хвостами
и прочими аномалиями, а потом вся земля заблистала словно слезы богов, особенно в районе гольцов. Там стали находить золото. Только тунгусы то золото не трогали, потому что знали: оно приносит горе. Ведь горе – это слезы. Но пришедшие русские не стали прислушиваться к местным суевериям. Они хотели верить в то, что золото даст им свободу и благополучие.
А ведь позже многие из тех, кто реально добывал золотой песок, действительно или спились в кабаках, или сгинули в тайге.
Люди, сорванные золотой лихорадкой с насиженных мест, из одной бедности попадали в другую.
Вскоре инженер Окуловский отправился в обратный путь, в Иркутск. С собой инженер привез более килограмма золота. Его встреча с купцом состоялась в недавно отстроенном особняке Трапезниковых на Ивановской (ныне – ул. Пролетарская,10, здание областного суда). На ней определились размеры будущей золотой империи купеческой династии: междуречье Витима и Хоры.
Есть версия, что Константин Трапезников связывал с этим золотом
не только преумножение богатства и славы династии,
но и обретение определенных позиций в чванливом официальном Петербурге. А по прошествии года приказал замуровать в стены одного из залов своего особняка три кожаных мешочка, наполненные тем самым золотым песком. Так делали в Сибири на удачу и на фарт.
ПЕРИОД ЗОЛОТОЙ ЛИХОРАДКИ
Золотая лихорадка охватила Сибирь с 1840-го по 1855 год, иногда в этой связи называют более широкий период – с 1838-го по 1885 год. Это было тяжелое и страшное время, когда значительная масса сибирского населения погрузилась в добычу золота, в промежутках меняя все заработанное на водку.
Условия жизни и работы на приисках глубоко в тайге были тяжелыми.
Бытовые условия на приисках тогда были нечеловеческими. В контракте нанятого рабочего писалось, что постройка для жительства должна быть устроена от владельцев приисков, точно так же – бани и больницы. Однако горные исправники регулярно докладывали властям, что большая часть казарм на промыслах просто непригодна для проживания людей.
Строения очень низкие, с двойными нарами,
окна в них слюдяные, а то и просто обтянутые коленкором. Клопы и другой гнус в изобилии обитали в бараках совместно с рабочими. Отхожие места расположены очень далеко или вообще отсутствуют, поэтому нужду справляют сразу за порогом.
Люди, сорванные золотой лихорадкой с насиженных мест, из одной бедности попадали в другую: на тысячу верст необжитая тайна, изнурительный тяжелый труд, грошовый заработок, чарка водки и розги за различные проступки.
Практически все, что зарабатывал рабочий на золотых приисках, он пропивал в кабаках. Основные капиталы уходили в Санкт-Петербург или накапливались на купеческих счетах в европейских банках. Многое из доходов от разработки приисков, поступившее от иркутских купцов в местные банковские кассы, сгорело при пожаре 1879 года.
СРЕДСТВА НА СТРОИТЕЛЬСТВО
Все, что осталось от золотой лихорадки в Иркутске – это несколько каменных зданий. Например, двухэтажное здание на улице Большой (ныне – ул. Карла Маркса, 31). Это здание купец Иван Медведников купил у Трапезниковых в 1888 году. В него переехал банк, который Иван Логгинович назвал именем своей мамы – известной иркутской купчихи Елизаветы Медведниковой.
Банк Медведниковой в Иркутске (ныне – ул. Карла Маркса, 31) после пожара 1879 года выдавал безвозмездные ссуды погорельцам.
Но, собственно, сам Медведниковский банк золотом сибирских приисков не занимался. Управление банком было коллегиальным, кредиты выдавались лишь после тщательной проверки возможности заемщиков вернуть деньги, поэтому капитал банка постоянно возрастал. Однако проценты за ссуды в банке были умеренными
и не могли превышать 9% годовых.
Бедным жителям кредиты выдавались за низкие проценты.
Впрочем, была одна история, все же связанная с золотом с приисков. Однажды в банке появился барон фон Теппан – доверенное лицо Трапезниковых с приисков. Он предложил провести операции с золотом.
СМОТРИТЕЛЬ С ПРИИСКОВ
Род Теппанов происходил из Прибалтики. Сам Алекс Густав фон Теппан учился в Петербургской горной школе, когда, по одной из версий, и был завербован немецкой дипломатической миссией в России. Целый год он поставлял немцам различную информацию об экономической и политической ситуации внутри страны, которую подслушивал в великосветских салонах Петербурга.
И вот однажды Алекс почувствовал на себе чужой пристальный взгляд. Не став выяснять, кто за ним наблюдает –
сотрудники ли вездесущей русской тайной полиции или жандармы,
Теппан, предусмотрительно запасшись документами недоучившегося специалиста горного дела, бежал в Сибирь. Здесь он перестал объявлять себя дворянином, а стал просто «хозяином» — смотрителем на одном из приисков Трапезниковых.
Таких, как Теппан, у Трапезниковых в Сибири было превеликое множество. Все они мечтали об одном: сорвать фарт и навсегда покинуть этот край. Но это редко кому удавалось. Практически все, кто сюда попадал, находили пристанище до конца своих дней.
Теппан сразу оставил все попытки вернуться в Петербург и врос в бодайбинскую действительность,
где правили алчность и жестокость.
Желая что-то припасти на черный день, он некоторые свои махинации проводил через купеческие банки.
ВРЕМЯ ИЗМЕНИЛОСЬ
С тем он и пришел в банк Медведниковой. Но попутно рассказал служащим красивую легенду о том, как произошло название Бодайбо. По словам Теппана, так молились на удачу первые старатели: «Подай, бог». Легенда понравилась служащим банка, и кто-то из них ее пересказал в салонах у иркутских купцов.
Так о неожиданном приезде Теппана в Иркутск стало известно Трапезниковым, начались расспросы и дознания. Барон настолько был напуган этим, а также
вероятностью привлечения внимания тайной полиции,
что быстро вернулся на прииски. До 1912 года, когда произошел знаменитый расстрел рабочих на Ленском прииске, он не показывал носу из приисковой глуши. Но перед самой Первой мировой войной он все же исчез и через какое-то время появился в Лондоне, как престарелый денди…
И все же некие капиталы с приисков пошли в оборот в банке Медведниковой. Из них давали ссуды на строительство. А после грандиозного пожара 1879 года банк выделил в помощь погорельцам 50 тыс. рублей.
Практика отстраивать город
на деньги, полученные от золотых приисков,
в то время стала распространенной. Однако «золотая лихорадка» уже пошла на убыль. Земля Анагоя получила новое название – Бодайбо. Авантюристы и всякая варначная голытьба перестали быть завсегдатаями приисков, уступив место ссыльным поселенцами из социал-демократов. Вообще, время изменилось: в старательских артелях начинался рост социального недовольства.
А династия купцов Трапезниковых – один из самых могущественных купеческих кланов Иркутска XVIII – начала XХ веков – продолжала свою деятельность далее и, по мнению многих исследователей, внесла немалый вклад в развитие экономики и культуры Сибири.
