Который год ведутся споры о запрете промышленной добычи омуля, но при этом до сих пор неизвестно, насколько обеднели запасы рыбы в Байкале.
На Байкале завершился один из самых парадоксальных рыболовных сезонов. Несмотря на многочисленные заявления о запрете промышленного лова омуля, бригады получили квоты на добычу живого серебра. Причем, по мнению работников Кабанского рыбзавода, нынешнее лето оказалось для них гораздо благосклоннее прошлогоднего: поставленный план — 26 тонн — коллективы выполнили полностью.
— Так мы все лето работаем, — короткая фраза бригадира Павла Благодетелева, брошенная по телефону, застала меня врасплох: — Хотя теперь уже заканчиваем, с первого августа — сезонный запрет на рыбалку: у омуля начинается икромет.
— Не понял, то есть рыбаки выходили в море? — автоматически переспросил я, не веря собственным ушам. А как же…
— Да мы сами до последнего не верили, что разрешат работать, — поясняет Павел Александрович. — Дней за десять до начала сезона узнали, что квоту на вылов выделили. Правда, одну бригаду сократили и от ставников (ставные неводы. — Авт.) отказались. Хорошо, мужики не разбежались, собирались в спешном порядке, в итоге в море вышли вовремя — первого июня.
КАЖДЫЙ РАЗ КАК ВПЕРВЫЕ
Промысловое лето гораздо короче календарного, поэтому уже в пять часов утра бригада Павла Благодетелева в полном составе находится на берегу Байкала. Даже в последний день сезона рыбаки готовят невод по обычной схеме — Петр Власов мастерски латает в первую очередь дыры в мотне. Мужики еще не знают, сколько раз им предстоит забросить снасть. Если позволит погода и будет подходящим улов, то в море выйдут дважды. Если заштормит или первый заброс окажется неудачным, то ограничатся одним забросом.
Бухты одна за другой укладываются на дно баркаса таким образом, чтобы при забросе невода канаты не переплелись и не запутались.
Старенький катер, на котором много лет работал еще отец бригадира Павла Благодетелева Александр Трофимович, на три километра тащит груженый баркас, который с береговой линией связывает канат, из-за большого расстояния кажущийся не толще нити.
Минут через 20 наступает самый ответственный момент — Артем Гашов, Александр Неведомый и Николай Попов забрасывают невод. Перед возвращением на берег следует обязательный ритуал — омывание байкальской водой, которому неукоснительно следует Неведомый в любое время года, независимо от температуры воздуха.
КИТАЙСКАЯ ПЛЕТЕНАЯ ЗАРАЗА
На этот раз первой в рыбацкий невод попалась… браконьерская сеть. Маленькие пенопластовые поплавки смотрелись как бисер на толстом рыболовном канате. Браконьерские орудия лова мужики вытаскивают все лето, это означает одно: хапуги чихать хотели на запреты — как ловили, так и продолжают ловить. И все ограничения коснутся в первую очередь легального промысла, который и без того дышит на ладан.
Во избежание потери местные стараются не забрасывать сети в том секторе, где работает бригада. Иногда ветер и течение сносят снасть к неводу. Бывает, неопытные рыболовы теряют «китайку» — результат тот же. На этот раз на берегу появилась компания молодых людей, утверждающих, что сеть чужая, но «их просто попросили достать ее».
К этому моменту большая часть браконьерской снасти уже попала под нож.
Распутать ее при всем желании вряд ли представлялось возможным, да и некогда этим заниматься — лебедка без остановки тянет длиннющий канат. Судя по тому, что капроновая ячея не забита водорослями, а попавшиеся рыбы еще трепыхаются, сеть поставили не более суток назад. Среди пленниц — небольшая стерлядка, граммов на 300—400 всего. Ее пришлые рыбаки выпустили на волю. Что повлияло на их решение — масса народа или фотокамеры — сказать трудно. Важно, что благородная рыба обрела свободу.
Небольшую стерлядку, попавшую в сеть, вернули в Байкал
Несколько часов ожидания и лишь догадки — придет невод с омулем или снасть останется пустой. Самое время поразмышлять над плюсами и минусами запрета.
СКОЛЬКО ОМУЛЯ В БАЙКАЛЕ?
Вопрос не праздный и не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Все потому, что и противники, и сторонники запрета в данный момент не знают ответа на него. Назывались разные цифры, но ни в одной ученые и законодатели так и не сошлись. До сих пор идут споры — какой метод подсчета более точный.
А пока наши депутаты оперируют абстрактными понятиями.
Цитирую свежее сообщение агентства «Интерфакс-Сибирь»: «Глава Минприроды Сергей Донской заявил: «Популяция омуля снизилась ниже самой опасной отметки, и это требует принятия решительных мер». Ранее по данной проблеме высказался председатель комитета Госдумы по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям Николай Николаев, заявив, что за десять лет популяция омуля снизилась в два раза. Заметьте, никто не называет конкретных цифр. Порой чиновники самого высокого ранга напоминают мне девиц, рекламирующих шампунь, которые, томно глядя с экрана, утверждают, что волосы, ресницы на 100—200 процентов сильнее, толще, не называя при этом отправной цифры. Иначе нашлись бы умники, засудившие фирмы за недобросовестную рекламу. То же самое и с рыбой.
Промысловики со стажем на вопрос, уменьшилось ли количество омуля в Байкале, отвечают вопросом: «А мы его считали?»
Мужики, многое повидавшие за годы работы на озере, не спешат впадать в истерику по поводу снижения поголовья омуля,
связывая это в первую очередь со снижением уровня Байкала, обмелением нерестовых рек — Абрамихи, Култушной, Большой речки и т. д. При этом вспоминают, что даже в благополучные периоды рыба вдруг исчезала на какой-то момент — уходила в глубину или еще куда. А потом в определенный момент гигантские косяки возвращались в заливы. В Посольском часто вспоминают Ивана Ермакова, чья бригада вытащила 80 тонн! То есть за один раз выполнила план нескольких бригад. У других коллективов также случались удачные забросы, потом — тишина. Всякое, говорят, было. Им лишь обидно, что чиновники, получающие легальную зарплату в 300—400 тысяч (не считая бизнеса, записанного на жену, детей), без весомых доводов готовы лишить их последней пятерки. Я не оговорился — зарплата ловца прибрежного лова (так официально называется их работа. — Авт.) составляет 5—7 тыс. рублей. Обидно, что навариваются все — перекупщики, коптильщики, продавцы, проверяющие органы, а рыбакам гарантированно достаются лишь ревматизм и куча других профзаболеваний.
Хотя все вроде желают добра. Тот же Николай Николаев указывает на противоречия ужесточения природоохранного режима, требующего взвешенного и сбалансированного решения, учитывающего, в том числе, интересы местного населения. Все вроде правильно сказал в целом, но никакой конкретики.
НАЙТИ ФИКСИРОВАННУЮ ТОЧКУ
На фоне чиновников и законодателей, абстрактно высказывающихся по теме сохранения омуля, здраво рассудил депутат Госдумы Михаил Щапов, предложив сначала все-таки определиться с цифрами, подсчитать — сколько омуля в Байкале, и уже потом принимать какие-то меры.
В частности, Щапов выступает за гидроакустический метод исследования численности ценной рыбы, о чем направил запрос в Минприроды РФ. В своем письме сибиряк, опираясь на мнение ученых, подчеркивает, что исследовать акваторию следует в конце весны, когда омуль держится плотными косяками.
В ведомстве согласны с тем, что проводить подсчет целесообразно в апреле-мае, и уже направили соответствующие рекомендации Росрыболовству. Далее интереснее. Оказывается, научные исследования по гидроакустическому учету предусмотрены Федеральной целевой программой «Охрана озера Байкал», заказчиком выступает как раз Росрыболовство, деньги выделяет федеральная казна, а начало исследований назначено на апрель-май 2018 год. До этого момента необходимо провести конкурсные процедуры, подготовить техзадание.
«Мы отчасти удовлетворены позицией Минприроды», — приводит слова депутата агентство «Телеинформ». Отчасти — потому что исследования численности омуля на Байкале стоило бы провести до запрета на вылов. Тогда и сам запрет, возможно, не понадобился бы. Во всяком случае, ученые Лимнологического института ИНЦ СО РАН не согласны с данными Росрыболовства о количестве омуля. Но если бы результаты тралово-акустического метода показали действительное снижение популяции, то мы имели бы фиксированную точку отсчета, срез ситуации. И в дальнейшем, при повторных исследованиях через 3—5 лет, могли бы понимать, возымела ли успех запретительная мера или нужно искать иные причины снижения численности этого вида и воздействовать на них».
Хочется воскликнуть: позвольте,
как же вы собрались охранять и приумножать косяки омуля, если не знаете, сколько этого богатства на данный момент?
Есть вопросы и относительно сроков запрета. Оставим в стороне проблему занятости населения, хотя чем будет заниматься население и что произойдет с поселками за 5—7 лет — вопрос едва ли не серьезней рыбного. Тем не менее оставим его в покое. Вернемся к запрету — называют три года, пять лет.
Для начала — небольшой ликбез. Омуль делится на четыре популяции: северобайкальскую, посольскую, селенгинскую, чивыркуйскую, некоторые добавляют баргузинскую. Рыбаки эти популяции часто называют банками. Омуль отличается не только размером (иногда туристам крупные экземпляры выдают за сига), но и периодом полового созревания. Так, на севере озера омуль идет на икромет на 4—5-м году жизни, а вдоль посольского сора гораздо позднее — только на 7—8-й год. Каких результатов намерены достичь сторонники трехлетнего запрета? Кто объяснит?
НАПЕРЕГОНКИ С ЧАЙКАМИ
Тем временем чайки оповещают о наличии рыбы в неводе.
Чайки чувствуют рыбу в неводе
Наперегонки с птицами к снасти устремляются отдыхающие в надежде бесплатно набрать свежего омуля. Показатели бригады, кажется, никого не волнуют. Народная связь работает лучше всех соцсетей вместе взятых. Машины подъезжают, люди подходят аккурат к развязке, когда мотню с рыбой подтаскивают к берегу. Здесь начинается какая-то вакханалия: не обращая внимания на рыбаков, люди выхватывают омули из ячеи, набивая пакеты.
Туристы, налетевшие на невод, не задумываются даже, что это чужая рыба
— Ладно дети, это наши местные, — сетует бригадир. — Но посмотрите, приезжают на крузаках. Им что, есть нечего? Я одному говорю: «Ведь ты обворовываешь меня на глазах! Представь, я пришел к тебе на работу и утащил деталь, которую ты произвел». «Да ладно, — отвечает, — я же немного — 5—6 хвостов на похлебку». Ну, вот и поговори с таким.
Нынешний промысловый сезон завершился, скорее, на минорной ноте, о следующем лете рыбаки стараются не думать совсем — вероятнее всего, на выход в море будет наложен запрет. Горестные думы разбавляют мысли о зимнем сезоне, лов соровой рыбы начнется уже через три месяца.
ВЫХОД ЕСТЬ — ДОЗВОНИТЬСЯ ДО ПРЕЗИДЕНТА
Лично я надеялся на президента России — во время визита в Бурятию, как известно, Владимир Владимирович выпустил горстку мальков в Байкал. На мой взгляд, на последующем совещании в Танхое логичнее было бы спросить у профильных министров: «Сколько омуля в Байкале, что у нас с запретом и, в конце концов, на какой период вводить ограничительные меры, чем будут заниматься люди в это время?» А потом поставить точку в спорах — запретить промышленный лов на три, пять, семь лет, профильным министерствам позаботиться о местном населении. И все бы согласились. Не могут наши чинуши по-другому. Увы, переключились на ольхонскую дорогу — спорный, считаю, по многим параметрам проект. Спорный, потому что рано или поздно два участка асфальтированной трассы потребуют мост через пролив, иначе летом не избежать пробок на пароме. Что касается зимних трасс, то они всегда прокладываются вдали от коварного пролива, каждый раз в новом месте, в зависимости от температуры воздуха, состояния льда в заливах и т. д. То есть каждую зиму асфальтовая дорога или ее часть окажется не востребованной по объективным причинам, а машины по старинке продолжат утюжить мерзлую землю, выбивая колесами растительный слой. Путин наверняка не знает об этой особенности, а чиновники, подозреваю, «забыли» сообщить.
Сожалею, что на прямую линию дозвонился, да простят меня островитяне, житель Хужира (подозреваю, не без помощи заинтересованных лиц), а не, например, онгуренцы, которым дорога гораздо нужнее. Очень хочется, чтобы на ближайшую прямую линию пробился кто-нибудь из рыбаков и за одну минуту
рассказал бы главе государства об истинном масштабе проблем с охраной Байкала,
о сокращении популяции омуля, а самое главное — что нужно делать в создавшейся ситуации. Чем дальше, тем больше убеждаюсь: ничего у нас не делается без поручений президента.
